И вот впереди показалось искомое. В конце коридора, где он расширялся и переходил в погребальный зал, толпу воинов сверху озаряло мерцающее красное свечение. Его испускала сфера воскрешения, удерживаемая созданием, что некогда являлось лордом, а теперь было не более чем куклой, богохульной пародией на своё прежнее «я». Тощее существо, как марионетка, подвешенное в воздухе благодаря загадочной техномагии, повернулось к Обирону с неспешностью зёрен, падающих в песочных часах. И что–то совершенное иное, нежели некронтир, посмотрело на него через окуляры. Это нечто нужно было уничтожить во что бы то ни стало.

Но Обирон уже чувствовал, что он на пределе, ибо больше не мог действовать в режиме обострённых рефлексов. Враги уже начали давить на него, утягивая вниз. Руки цеплялись за края его доспехов и в конце концов замедлили бы его почти до полной остановки, что привело бы к мучительно долгой и позорной кончине. Пока Обирон оценивал оставшиеся у него ничтожные возможности, в памяти всплыли слова — на этот раз сказанные на тренировочных площадках. «Требуется лишь продолжать сражаться и не умирать. Вот и весь секрет».

Не обращая внимания на дюжину вопящих отказоустойчивых программ, Обирон обратился к своему ядру и приказал центральному реактору преобразовать половину оставшейся энергии в массу. Это был отчаянный, катастрофически опасный шаг, со всеми шансами превратиться в лужу расплавленного шлака, но даже это казалось предпочтительнее, чем быть разорванным в темноте на куски. И как оказалось, рискованный план сработал.

Благодаря тоннам гиперплотной массы, временно распределённым по его некродермису, варгарду был придан неудержимый импульс, как будто позади него загорелся двигатель факельного корабля. Из его кожи били струи газа, что явилось результатом сублимации диковинных металлоидов, сброшенных реактором. Едва получив мощный толчок, он начал сметать воинов, как молодые деревца, и уже вскоре двигался с оглушительной скоростью. Каждый пехотинец, к которому он прикасался, отлетал в темноту, и вскоре между Обироном и лордом-марионеткой не осталось никого.

Вызывающе выкрикнув имя Зандреха, Обирон совершил мощный прыжок, оттолкнувшись от черепа ползущего некрона, и вонзил клинок боевой косы в грудь лорда с силой удара небольшого астероида. После воцарилась кромешная чернота.

Глава 6

Хотя в привычном смысле Обирон не мог потерять сознание, в течение какого–то периода его измерительные преобразователи ничего не регистрировали, новые энграммы не кодировались, а хроновосприятие полностью отсутствовало. Так что, по сути, он действительно находился без сознания.

А потом он пришёл в себя, и Сетех заговорил у него в голове.

— Браво, варгард. Я не из тех, кто признает свои ошибки, но подозреваю, что мы, возможно, просто неудачно начали. — Обирон чуть было не спросил, имеет ли тот в виду покушение на Яме, но вовремя опомнился.

Оглядевшись, он обнаружил, что лежит на каменном полу в опалённой и заваленной обломками камере, в то время как неуклюжих Отделённых воинов повсюду сражают наступающие лич-стражи. Наполовину поднявшись на ноги, Обирон рухнул обратно на камень и только после этого вспомнил о своём нападении на командный узел. Тот факт, что он мог вспомнить хоть что–то, служило хорошим знаком: перенапряжение отняло у него не так уж много остатков разума.

На самом деле, проведя диагностику, он обнаружил, что его энграммы пострадали на удивление мало: всё, что он потерял, — память о вкусе и имя своего давно умершего отца. По жестокой случайности он не забыл имена членов фаланги, которая только что пожертвовала собой ради него, но Обирон счёл эти воспоминания тяжким бременем, которое он заслужил нести.

И то, что он потерял, не казалось такой уж высокой ценой, учитывая, что он выиграл. С выходом из строя локального узла командования защитники Доахта, как он и предсказал, пришли в замешательство, и его войска — то есть войска Зандреха — смогли ворваться в погребальный зал, не встречая особого сопротивления. Теперь, когда они попали сюда, требовалось лишь несколько часов на то, чтобы захватить управление аппаратурой зала и установить ретранслятор, неподвластный воздействию глушащего поля отделённого мира.

— Варгард? — снова позвал Сетех, но уже с явным нотками нетерпения.

— Прошу прощения, милорд. Покорный слуга благодарит вас за вашу милость.

— Вот так–то, варгард. А теперь, почему бы тебе не перенестись на «Серкехт», чтобы я мог лично поздравить тебя. Дорогому Зандреху, кажется, не помешает немного развлечься, и я думаю, ты более чем заслужил право присоединиться к нам для поднятия тоста за победу, несмотря на твоё… безрассудство. Я с нетерпением жду встречи с тобой. — Сетеха явно не интересовал его ответ, ведь Обирон не питал иллюзий, что вправе отказаться от приглашения.

И хотя он предпочёл бы совершить ещё один самоубийственный марш-бросок в комнату, полную упырей, чем присоединиться к предателю на его флагмане, он получил приказ. Поэтому, убедившись, что погребальный зал надёжно защищён и что криптеки подавили глушащее поле, он приготовился вернуться на орбиту.

За мгновение до того, как он отправил обряд межмерного перемещения, Обирон наконец сообразил, что беспокоило его в этой погребальной камере. Пока он пробивался сквозь неё, крошечная часть его сознания отметила некую странность окружающих стен, и теперь, когда у него появилась возможность рассмотреть всё подробнее, он ясно различил покрывавшие их письмена. Конечно, усыпальницы его народа всегда украшались ими; ритуальными погребальными текстами неизменно были исписаны стазисные камеры даже младших лордов, но, как и за мгновение до разрушения ворот гробницы, он заметил поверху второй слой глифов, вьющихся прямо по старым знакам непрерывным потоком тарабарщины. В месте, которое и без того вызывало в нём тревогу, эта деталь пугала особенно.

Тем не менее у него имелись дела поважнее, чем размышлять о загадках безумного мира. Чем быстрее он покончит с этим визитом, тем раньше вернётся к насущным военным делам и тем скорее они смогут убраться отсюда. И когда телепортационная энергия объяла его тело, он оставил мысли о странной резьбе.

— А, герой-завоеватель прибыл, — сказал Сетех, поднимаясь с места, когда дверь в зал для аудиенций отъехала в сторону. Помещение подготовили для торжественного пира: огромный стол в форме полумесяца накрыли скатертями в голубых и кремовых тонах династии Сетеха, а на стенах сверкали сапфировые глифы его знатной семьи. Хотя стол мог вместить до семидесяти гостей, за ним сидели только двое — Сетех и осунувшийся Зандрех напротив него. Сепа и Сата, вместе свернувшиеся калачиком на возвышении, которое окружал стол, лениво помахали антеннами, почуяв приближение Обирона.

Он рассчитывал подойти к хозяину, но не мог сообщить ему то, что хотел, в присутствии этого костяного змия Сетеха и его питомцев. Хоть они находились в одном помещении, Обирон и Зандрех как никогда чувствовали себя разлучёнными.

— Как идёт война, старина? — глухим голосом поинтересовался Зандрех, делая отчаянную попытку изобразить свой обычный приподнятый настрой.

— Весьма хорошо, мой немесор, — ответил Обирон, сказав полуправду. Хотя Саутехи, по крайней мере, могли теперь перебрасывать войска в недавно захваченную камеру и выводить их оттуда, что значительно снижало способность противника истощать их ряды, сложность стоящей перед ними задачи по-прежнему ошеломляла. Поверхность Доахта озарялась новыми проблемными точками, отмечавшими тринадцать ворот, откуда из гробницы высыпали на дюны неприятельские воины. Несмотря на то, что, уйдя под землю, силы вторжения обрушили за собой вход, пройдёт совсем немного времени, прежде чем ржавая орда расчистит его и атакует со всех сторон. Время играло против захватчиков.

— Что бы мы только делали, если бы не наш храбрый варгард, не так ли? — С этими словами Сетех даже похлопал его по спине, и только чрезмерная усталость Обирона не дала ему вздрогнуть.